Творчество - Павел Владимирович Виноградов

Павел Виноградов

Творчество

Сотвори себе остров

Робинзонаду считают детско-юношеским чтением. Большинство людей оставляют в детстве Робинзона Крузо, Сайреса Смита, Джима Хокинса и их экзотические острова. Ну, разве что посмотрят мистический телесериал Lost или кинокомедию «Синьор Робинзон». Оставаясь при мнении, что этот поджанр — нечто милое, захватывающее и… примитивное. Однако если взглянуть иначе, можно обнаружить в нем глубокий смысл и сложные идеи.

Образ клочка суши, со всех сторон окруженного безграничным океаном или иной непреодолимой стихией — один из древнейших архетипов человеческой культуры. Может быть, еще со времен питекантропов — их останки археологи находят на отдаленных островах и гадают, как они туда добрались и зачем.

«Острова привлекают какой-то невыразимой таинственностью, и эта таинственность уходит корнями в далекое прошлое», — писал американский историк и географ Раймонд Рамсей.

В историческое время разные культуры часто размещали на островах обитель мертвых или бессмертных полубогов: Острова Блаженных в античности, Пэнлай у древних китайцев… Острова вошли и в христианский культурный мир, например, в житие святого Брендана, что было отголоском реальных морских путешествий ирландских монахов в поисках уединения. А на излете средневековья поиски мифических островов Семи городов или Бразила часто приводили к настоящим географическим открытиям.

Острова играют важную роль в произведениях античных авторов, например, Гомера или Лукиана. А утописты помещали туда свои идеальные общества — Панхайя Эвгемера и Солнечный остров Ямбула Диодора Сицилийского, Тапробана Плиния Старшего и Томмазо Кампанеллы, собственно Утопия Томаса Мора.

Но робинзонада даже в «островной» литературе занимает особую нишу — не только приключенческого чтива. Писателям было интересно, поместив своего героя на необитаемый остров, проследить эволюцию его личности в столкновении с одиночеством и океаном, олицетворяющим бесконечную вселенную. Заставить героя познать себя через нее и ее через себя. Показать конфликт и слияние микро- и макрокосма.

Именно в таком смысле дан образ острова в буддийской священной книге «Дхаммапада»:

«Сотвори себе остров, борись энергично, будь мудрым. Очищенный от скверны, безупречный, ты достигнешь небесного царства благородных».

Да, герой робинзонады сам «строит» свой остров, трансформируя тем самым свою личность.

Живой, сын Неспящего

Пожалуй, первую классическую робинзонаду, «Повесть о Хайе ибн Якзане» (Живом, сыне Неспящего), написал в XII веке испанский араб, врач и философ Ибн Туфайль. И это был именно аллегорический богословский трактат. Уже в названии является мистико-философский смысл произведения — Неспящий это, конечно, Бог, создавший «живых». Герой романа Хайя ибн Якзан — «сверхробинзон», изначально одинокий человек на некоем острове в Индийском океане. Он то ли приплыл туда младенцем в колыбели, пущенной по океану матерью-прелюбодейкой, то ли зародился из почвы, как гомункулус.

Кроме своего острова, он не знает ничего. Его — как и множество легендарных персонажей — вскормило животное, газель, которая стала единственным его родным существом. Ибн Туфайль на примере своего героя описывает этапы развития человечества, как их представляли в его время. Сначала Хайя ничем не отличается от животного:

«Ребенок подружился со зверьми, и те к нему привыкли, он их не чуждался, и они не обходили его стороной».

Но потом он постепенно осознает свое отличие от прочих тварей и даже первенство перед ними — за счет орудий, которые может создать:

«Сделав же из древесных ветвей палки с прямыми концами и гладкой поверхностью, он отгонял ими соперников, нападая на зверей, что послабее, и давая отпор тем, кто посильнее».

Параллельно идет и «культурная» эволюция Хайи, начавшаяся со смерти его любимой газели. Ребенок осознает бренность жизни, но также и существование нематериальной души. Он хоронит газель, создавая первый свой ритуал. Согласно археологическим находками, именно так — через погребения, рождалась культура ранних людей. А сам эпизод удивительным образом пересекается с жизнеописанием Будды Шакьямуни, где он, еще юный принц, впервые видит покойника.

Далее Хайя приходит к идее одежды, осваивает огонь, одомашнивает животных, и все время пытается постичь мир и свое место в нем. От примитивной натурфилософии он переходит к язычеству, какое оно было по мнению араба той эпохи — поклонению небесным светилам. Наблюдая природные явления, постигает геометрию и астрономию. Затем в нем появляется осознание бытия единого всемогущего существа, и он становится чем-то вроде деиста. Открыв для себя метод медитации, он старается через него постигнуть «действующее начало мира, не воспринимаемое чувствами».

Это, по ибн Туфайлю — высший результат, который может быть достигнут в одиночку. Далее герою нужен учитель, и на острове появляется мудрец из «большого мира» — некий Абсаль, последователь одной из «праведных» доисламских религий. Возможно, христианства. Он обучает Хайю основам своей веры и вместе с ним возвращается к людям, которым тот рассказывает о своем духовном опыте постижения абсолюта. Но люди отворачиваются от него, и Хайя вместе с Абсалем возвращается на остров для дальнейших медитаций. Тут возникает мотив отшельничества и монастыря, который, как мы покажем дальше, характерен для всего поджанра.

Ибн Туфайль принадлежал к мистическому течению ислама — суфизму, и многие положения его книги характерны для этого учения. Для ортодоксальных суннитов он был почти еретиком. Но именно широта его воззрений позволила роману стать весьма популярным в Европе. Он был переведен на латынь еще в 1671 году, а потом и на другие европейские языки, став предшественником так называемого «романа воспитания». Но еще большее влияние оказал на робинзонаду.

Ее ко времени перевода «Хайи» в европейской литературе еще не было. Можно разве что вспомнить пьесу Шекспира «Буря», в которой изгнанный герцог и маг Просперо со своей дочерью попадает на необитаемый остров. Просперо становится повелителем здешних духов и существ. Среди последних — звероподобный дикарь Калибан, образ многозначный, которого одни интерпретаторы считают символом первобытной дикости, животного начала в человеке, а иные — воплощением сатаны. Но именно Калибан стал литературным предком и Пятницы, и Айртона, и Бена Ганна, и прочих «дикарей» с островов.

Крест на Острове Отчаянья

Несомненно, великий писатель, журналист, шпион и авантюрист Даниэль Дефо и читал «Повесть о Хайе», и видел спектакль по «Буре». Однако его Робинзон Крузо имел не только этих предшественников. Например, литературоведы иногда проводят параллели между Робинзоном и пророком Ионой. Эта удивительная, даже среди пророческих книг Писания, история повествует об избранном Богом пророке, который отверг свое избранничество и попытался бежать от него морем. Но был выброшен своими попутчиками за борт и проглочен огромной рыбой (в переводе — китом, но на самом деле неким